– И русалки…

– Похожие на Динку, некоторые в очках… Ничего, что в очках, все равно симпатичные…

– Ой, кого-то сейчас за вихры и в воду…

– Не-а… А с нижнего конца месяца, с его подбородка – дельфин. Бултых!..

– И всякие водяные змеи и крысы…

– Нет! Крыс не надо…

– Боишься?

– Ага… Лён, я их правда боюсь…

– Ничего. С возрастом пройдет.

– Это с возрастом. А мне надо сейчас…

– Что тебе надо? – Лён с удивлением убрал руку с Зоркиного плеча. Тот поставил пятки на парапет, съежился.

– Лён… Я хотел попросить…

– О чем?

– Вообще-то я не должен про это говорить… Но, Лён, они там и правда живут, в подвале. А мне надо туда…

– В каком подвале? Что тебе там нужно? Вот скажу Динке, чтобы она тебя, как Ермилку…

– Да нет, Лён, я не шучу… Мне обязательно надо туда. Это в том районе, где вокзал, а развалинах за старыми банями… Я не могу тебе больше ничего сказать. Может, потом скажу… Ты ничего не спрашивай, а просто сходи со мной завтра, ладно? Лён…

– Ладно, – сумрачно согласился Лён. С ощущением чего-то надвинувшегося, недружелюбного.

– Понимаешь, там вода и они в ней плавают… – Зорко тряхнуло дрожью. – Противные такие. Одна чуть не цапнула…

Догадка

Утром Зорко сказал, что идти в подвал надо под вечер. И потом весь день виновато отводил глаза. А Лён, хотя м скребло на душе, делал вид, что все обыкновенно.

Искупались, вдвоем сходили на рынок, поболтали с Динкой, которая забежала всего на полчаса:

– Завтра в школе такой ответственный диктант! Надо готовиться… Кстати, вам не пора подумать о школе? Или всю жизнь будете неучами?

– Куда мы без документов-то, – буркнул Лён.

– Можно что-то придумать…

Но на сей раз думать ей было некогда, убежала. Зорко и Лён перевели дух.

В пять часов Зорко сказал, что пора. И потупился.

– Лён… Ты только не расспрашивай…

– Да ладно, ладно! Не переживай.

Развалин, похожих на обгорелый замок, достигли через полчаса. Они темнели за путями и составами товарной станции. Зорко и Лён пробрались под вагонами, перешли рельсовые стрелки. Перелезли через рухнувшие известняковые блоки. На развалинах желтела сурепка и проглядывали синие звездочки цикория. Трещали кузнечики. Не цикады, а обыкновенные маленькие кузнечики. Прыгали из под ног.

Зорко, виновато оглядываясь, лез через камни впереди Лёна. И наконец привел его к щели в разрушенной стене. Щель была скрыта наклонной плитой и кустарником с узкими твердыми листьями. Зорко первым пролез в щель. Вытащил откуда-то фонарик. В электрическом свете заблестела черная вода.

– Надо идти туда…

– Что ж, идем, – натянуто согласился Лён. Голоса шелестяще расползлись по подвалу. Лён первым ступил в воду – он был босиком. Вода оказалась неожиданно теплой и маслянистой. По ней разбежались слепящие зигзаги. Зорко сбросил сандалии и тоже сошел с каменного уступа. Ему было до колен.

– Лён, надо вон в ту сторону… – Зорко лучом показал в глубь подвала. Вдали высветилась изогнутая толстая труба с вентилем. Вентиль был с бородкой ржавчины.

– Надо так надо… – Лён пошел вперед со смутным сознанием, будто делает что-то ненужное, даже вредное. Но не бросать же Зорко!.. В правой руке Лён держал подобранную заранее палку. И несколько раз бил ей по воде, когда черную поверхность рассекали узкие блестящие тела.

Жуть какая! Бедняга Зорко, неужели он ходил тут один?

И з а ч е м ходил?

Впрочем, Лён обещал не расспрашивать. Слово есть слово… Дошли до трубы. Зорко покачнулся, вцепился в вентиль. Сунул за трубу пальцы, что-то взял там (наверно, на обойме вентиля был крючок).

Потом Зорко совсем отвернулся от Лёна. Загородил спиной руки. Зоркины заштопанные локти суетливо двигались.

Скоро к Зоркиным ногам посыпались бумажные клочки – мелкие, как рыбья чешуя. Упали половинки крошечного пластмассового футляра. В точности такого же, как тот, взятый под лестницей. Закачались среди электрических зигзагов, будто яичные скорлупки.

Лён смотрел на них горько и отупело.

Зорко дернул его за безрукавку.

– Лён, все … пошли …

И они пошли.

Молча выбрались на солнце. Оно, это несчастливое солнце, было уже невысоким, желтым.

Без слов они пробрались через пути, вышли на Привокзальный бульвар – тихий, малолюдный.

Лён молчал с холодным камнем в душе.

– Лён… Ты обещал ни о чем не спрашивать.

– Я и не спрашиваю.

– Но ты молчишь, будто обиделся…

– Я не обиделся. Я… Зорко, ты иди один. Мне надо тоже… одному. По своему делу. Скажи старику, я вернусь к ужину. – И пошел.

И чувствовал, что Зорко смотрит вслед с испуганным вопросом. Но не оглянулся.

Никакого дела у Лёна в городе не было. До заката он просто слонялся по улицам. А мысли толклись, толклись… И в каждой мысли было одно – д о г а д к а.

В сумерках Лён вернулся в крепость. И постарался вести себя как обычно. Получалось плохо, он соврал, что болит голова.

– У меня тоже, – шепотом сказал Зорко. Правда или нет – не поймешь.

Спать легли раньше обычного.

Полковник знает…

Они ночевали в низком каменном помещении с полукруглой амбразурой – бывшем орудийном капонире. На железных матросских койках, на тюфяках, набитых высохшей морской травой. Вместо простыней – старые сигнальные флаги…

Зорко повозился и задышал тихо и ровно.

Лён смотрел в темноту. В голове больно стучало: “А я-то думал… А я-то думал…”

Он думал, что вернется в школу и скажет:

“Господин генерал… Людвиг Валентин… не надо мне офицерского чина и кортика, я прошу о другом. В Льчевске есть мальчик, который стал мне как брат. Позвольте мне вернуться за ним и доставить его в школу. Клянусь: из него получится настоящий гвардеец…”

Разве генерал смог бы отказать?

Да, конечно, Зорко не раз давал понять что он на стороне йоссов. Но Лёну казалось: это просто по детскому непониманию. Потому что он, Зорко, из тех краев. И потому, что уверен: автобус, где ехали отец и мать, уничтожили имперские солдаты. Но ведь можно же будет доказать ему, что это наверняка была шайка мародеров, одетая в солдатскую форму. Таких бандитов немало бродит в пограничных лесах, они не подчиняются ни имперским властям, ни йосским правителям и выдают себя то за солдат его величества, то за повстанцев. Ведь так оно наверняка и было…

Оказавшись в школе, Зорко обязательно поймет, где настоящая правота. Он же умный. И честный. Если увидит, что ошибался, упрямиться не станет…

Конечно, там у них не будет такой дружбы, как здесь, это в школе не принято. Но все равно они часто будут рядом. Ниточка не порвется. А главное – Лён до конца выполнит свой долг: сделает Зоркину судьбу счастливой. Поступит, как хотела Динка, когда спрашивала: “Ты сможешь о нем позаботиться?”

Так думал Лён до сегодняшнего вечера.

А сейчас…

Сейчас было понятно, что все прежние мысли – пустые и наивные. Зорко – солдат. Он такой же солдат, как Лён, только из другой армии. И бесполезно его в чем-то убеждать. Он знает свою правоту. И она – не та, что у Лёна…

Да, Зорко боится отвратительных подземных крыс. Но умереть за свое дело, наверно, не побоится. Труса не послали бы с т а к и м заданием.

“Господи, помоги мне! Подскажи мне, что делать!”

“Зачем судьба свела нас там на площади?”

“А затем и свела, чтобы все было именно т а к”, – пришло к Лёну безжалостное понимание.

Затем, что судьба на стороне империи. Она специально поставила юного гвардейца Бельского на пути мальчика Зорко… Ну и что же, что он – щуплый мальчик в матроске? Дело не в этом. Дело в том, что он – враг. Он несет империи зло. И, наверно, г р о м а д н о е зло. Не меньше того, что несет своим врагам Лён.

“И я обязан остановить его!”

А как остановить? Уговаривать? Смешно… Проследить Зоркин путь до конца? А что дальше? И, к тому же, у него, у Лёна, свое задание…